![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
phd_paul_lector Потом Бела привел его в дом – познакомить с родителями.
Мистер Ковач оказался высоким, крепким и красивым человеком средних лет, и двигался он так же плавно, как Бела. И миссис Ковач тоже – Джонни заметил это, как только вошел в гостиную. Родители Белы как раз заканчивали обедать, и, когда Джонни вошел, оба встали. Манеры Старого Света – и это удивительное плавное изящество движений, напоминающее о естественно-грациозных движениях животных.
– Мама, папа, – сказал Бела, – вот Джонни Стивенс, с которым мы вчера познакомились.
Мистер Ковач крепко, но осторожно пожал Джонни руку – судя по величине ладони и ее твёрдости, папа Белы был очень-очень сильным.
Забавно: когда Джонни отпустил его руку, кончики его пальцев скользнули по чему-то колкому – точь-в-точь папина щека после бритья, только жестче. Точно короткая щетина.
Глупости, конечно. На л а д о н я х волос ни у кого не бывает. Наверно, у мистера Ковача просто мозоли на руках шелушатся...
Миссис Ковач – красивая, тонкая женщина, – вежливо склонила голову и поздоровалась (у нее акцент был куда заметнее, чем у Белы):
– Здравствуйте, мистер Стивенс, рада вас видеть.
Джонни показалось, что он стал немножко выше ростом: его еще никто никогда не величал «мистер Стивенс».
– Очень рад с вами познакомиться, – ответил он.
– Бела рассказал нам о том, что случилось вчера, – продолжала миссис Ковач. – Я тоже прошу у вас извинения. Увы, животные просто не любят нас. Как ни жаль, но это наша фамильная черта.
– Чего там, – помотал головой Джонни. – Это я пришел прощения просить. И чтобы поиграть с Белой.
Миссис Ковач улыбнулась и сказала почти то же, что накануне сказала мама Джонни:
– Как хорошо... что у Белы есть теперь такой хороший товарищ.
Настал черед Джонни смущённо улыбнуться. Он отвёл взгляд и наконец-то осмотрелся.
Когда он был в этом доме последний раз, недели три назад, здесь были только голые стены да мусор на полу. Теперь в комнате стояла мебель – по большей части самая обыкновенная; но кое-что – например, круглый стол посреди комнаты или большое резное бюро-секретер – выглядели вполне по-иностранному. И картины – почти все в рамах, тяжелее и пышнее которых Джонни видеть не приходилось; и почти все изображали чудные иностранные здания. А еще «не по-нашему», решил Джонни, выглядели скатерть, подсвечники, лампы, коврик... целая куча вещей там и тут. У всех них был солидный, уютный, старинный вид.
Заметив интерес Джонни, мистер Ковач сказал (у него оказался глубокий бас):
– Мы привезли довольно много вещей из Венгрии.
– У вас очень красиво, – улыбнулся Джонни.
– Благодарю, – серьезно кивнул мистер Ковач.
Миссис Ковач начала убирать со стола, Джонни мельком глянул на тарелки... и когда он увидел, ч т о было у Ковачей на обед, рот у него сам собой раскрылся, и он, не веря своим глазам, посмотрел еще раз.
Сырое мясо. Как ростбиф – только не печёный. И больше ничего! Большое блюдо красной, сочащейся кровавым соком говядины посреди стола, три тарелки со следами этого сока да кувшин с водой. И всё.
Мистер Ковач и на этот раз заметил любопытство Джонни. Вернее, его потрясение.
– Сырое мясо, – с некоторым нажимом сказал он, – полезно для крови. Мы едим сырой бифштекс один или даже два раза в неделю, молодой человек.
– О... – пробормотал Джонни, пытаясь не слишком пялиться на стол, а ещё лучше – отвести от него глаза. – Я, кажется, тоже где-то про это читал... что сырое мясо полезно. Но я не думаю... – он умолк.
– Вы не думаете, что оно пришлось бы вам по вкусу, – улыбнулась миссис Ковач, собирая тарелки. – Но вы слишком хорошо воспитаны, чтобы сказать это.
Джонни кивнул, чувствуя себя ужасно неловко.
– Ну, – сказал мистер Ковач, – подойдите-ка сюда, молодой человек.
Джонни встал перед его стулом. Почему-то он чувствовал, что мистер Ковач – хороший человек и дружелюбно настроен.
Мистер Ковач одобрительно – даже как-то оценивающе – взглянул на крепкие руки Джонни, его прямую шею, ясные глаза.
– У вас отменное здоровье, – заключил он.
– Я... да, наверное.
– Вы будете прекрасным товарищем для Белы, – сказал Мистер Ковач. – Он у нас мальчик подвижный. Вы знаете здешние места?
– Да я в них всю жизнь прожил!
– Прекрасно. Разумеется, вы предостережете Белу относительно всех возможных опасностей.
– Ясное дело.
– Прекрасно. Ну а теперь, Бела, почему бы тебе не показать гостю наш дом?
Миссис Ковач взяла со стола блюдо с сырым мясом; мистер Ковач потянулся, прихватил с блюда ломтик и впился в него зубами – а зубы у него, когда он открыл рот, оказались удивительно длинными, белыми, и, судя по тому, как легко они рвали мясо, очень острыми.
Прожевывая мясо, он как-то задумчиво посмотрел на Джонни. В это время мальчики стояли у книжного шкафа – Бела показывал Джонни, как пишут в Венгрии.
Миссис Ковач тоже взглянула на Джонни, и ее большие светлые глаза – сейчас могло показаться, что они даже как будто светятся, – прошлись по телу Джонни: мускулистые руки и ноги, загорелая шея... Она провела языком по губам.
– Дома, там... – со вздохом сказала она по-венгерски.
– Эва... – мягко остерег ее мистер Ковач.
– Ах, imadot (обожаемый - венг.) Ференц, я просто думаю. Но ты только взгляни на него...
Мистер Ковач, глядя на выражение её лица, понимающе улыбнулся.
– Ш-ш!.. Полно, Эва. Мы оставили всё это дома... лучше даже н е д у м а т ь.
– Sajnos (увы - венг.) ... – Миссис Ковач тоже взяла маленький ломтик мяса. И зубы её оказались не менее острыми и длинными, чем зубы её мужа. Она вновь вздохнула. – Новая страна, новая жизнь... Я понимаю, милый.
– Ты несчастлива, Эва?
– Несчастлива!.. – Эва Ковач улыбнулась ему (поскольку нижняя губа скрыла острые края её зубов, улыбка получилась очень милой). – Несчастлив мой желудок. Но сама я счастлива, что мы наконец в безопасности, Ференц.
Он взял ее руку и прижал к своему плечу.
– Старый Свет, старый дом, старая жизнь... мы больше не могли так жить, Эва. Нас знают. Пусть не тебя, не меня и не Белу – н а с... всех нас... узнает любой ребенок, ибо любому даже самому маленькому ребенку известны наши приметы. А здесь – здесь нас не знают. В нас даже н е в е р я т. И мы должны сделать всё, чтобы так оно оставалось и впредь – значит, мы должны навсегда распроститься с прошлым.
– То есть тебя Америка не разочаровала.
Он покачал массивной головой.
– Америка – лучше место во всех отношениях. Здесь нет даже сказок, которые намекали бы на нашу сущность. Политическая ситуация в стране стабильная. Условия жизни, возможности... Нет, мамочка, я всем здесь доволен... кроме... – Он положил на стол свои огромные руки с чисто выбритыми ладонями на стол и сжал их в кулаки. – Кроме разве как в эти дни месяца, когда Луна полностью открывает нам своё лицо...
– Да, – тихо сказала миссис Ковач. – Да.
– Но говядина, дорогая, всё-таки не так уж плоха на вкус и во всяком случае куда лучше, чем серебряные пули.
Миссис Ковач бросила в рот остаток ломтика, прожевала, проглотила. Казалось, она внимательно следит за мясом, изучая его вкус и прочие свойства на всём его пути к желудку.
– Нет, – медленно проговорила она. – Когда привыкаешь, она не так плоха. Но...
– Даже н е д у м а й об этом, Эва.
– Мы даже не можем сами поймать корову, – грустно продолжала она. – Приходится покупать, а...
– Я знаю.
Миссис Ковач опять посмотрела через гостиную на Джонни, и ее большие карие глаза стали ещё немного больше.
– Эва! – уже суровее сказал мистер Ковач. – Эва, не смей и думать...
– Нет-нет, – ответила она и облизнула кровь с кончиков пальцев (волоски на которых стали чуточку длиннее и гуще, а ногти – чуточку острее). – Конечно же нет, imadot Ференц. Просто когда я вспоминаю...
– Надо забыть.
– И они здесь такие здоровые, крепкие...
– Мы больше н и к о г д а не должны и з м е н я т ь с я, Эва. Никогда.
– А Бела?
Ференц Ковач вздрогнул.
– Он ещё слишком мал – слишком мал, чтобы знать... придется пока просто сделать так, чтобы он был с нами всякий раз, когда придет время и з м е н я т ь с я, – и тогда нам не о чем больше будет беспокоиться в нашем новом доме, на нашей новой родине.
Мистер Ковач оказался высоким, крепким и красивым человеком средних лет, и двигался он так же плавно, как Бела. И миссис Ковач тоже – Джонни заметил это, как только вошел в гостиную. Родители Белы как раз заканчивали обедать, и, когда Джонни вошел, оба встали. Манеры Старого Света – и это удивительное плавное изящество движений, напоминающее о естественно-грациозных движениях животных.
– Мама, папа, – сказал Бела, – вот Джонни Стивенс, с которым мы вчера познакомились.
Мистер Ковач крепко, но осторожно пожал Джонни руку – судя по величине ладони и ее твёрдости, папа Белы был очень-очень сильным.
Забавно: когда Джонни отпустил его руку, кончики его пальцев скользнули по чему-то колкому – точь-в-точь папина щека после бритья, только жестче. Точно короткая щетина.
Глупости, конечно. На л а д о н я х волос ни у кого не бывает. Наверно, у мистера Ковача просто мозоли на руках шелушатся...
Миссис Ковач – красивая, тонкая женщина, – вежливо склонила голову и поздоровалась (у нее акцент был куда заметнее, чем у Белы):
– Здравствуйте, мистер Стивенс, рада вас видеть.
Джонни показалось, что он стал немножко выше ростом: его еще никто никогда не величал «мистер Стивенс».
– Очень рад с вами познакомиться, – ответил он.
– Бела рассказал нам о том, что случилось вчера, – продолжала миссис Ковач. – Я тоже прошу у вас извинения. Увы, животные просто не любят нас. Как ни жаль, но это наша фамильная черта.
– Чего там, – помотал головой Джонни. – Это я пришел прощения просить. И чтобы поиграть с Белой.
Миссис Ковач улыбнулась и сказала почти то же, что накануне сказала мама Джонни:
– Как хорошо... что у Белы есть теперь такой хороший товарищ.
Настал черед Джонни смущённо улыбнуться. Он отвёл взгляд и наконец-то осмотрелся.
Когда он был в этом доме последний раз, недели три назад, здесь были только голые стены да мусор на полу. Теперь в комнате стояла мебель – по большей части самая обыкновенная; но кое-что – например, круглый стол посреди комнаты или большое резное бюро-секретер – выглядели вполне по-иностранному. И картины – почти все в рамах, тяжелее и пышнее которых Джонни видеть не приходилось; и почти все изображали чудные иностранные здания. А еще «не по-нашему», решил Джонни, выглядели скатерть, подсвечники, лампы, коврик... целая куча вещей там и тут. У всех них был солидный, уютный, старинный вид.
Заметив интерес Джонни, мистер Ковач сказал (у него оказался глубокий бас):
– Мы привезли довольно много вещей из Венгрии.
– У вас очень красиво, – улыбнулся Джонни.
– Благодарю, – серьезно кивнул мистер Ковач.
Миссис Ковач начала убирать со стола, Джонни мельком глянул на тарелки... и когда он увидел, ч т о было у Ковачей на обед, рот у него сам собой раскрылся, и он, не веря своим глазам, посмотрел еще раз.
Сырое мясо. Как ростбиф – только не печёный. И больше ничего! Большое блюдо красной, сочащейся кровавым соком говядины посреди стола, три тарелки со следами этого сока да кувшин с водой. И всё.
Мистер Ковач и на этот раз заметил любопытство Джонни. Вернее, его потрясение.
– Сырое мясо, – с некоторым нажимом сказал он, – полезно для крови. Мы едим сырой бифштекс один или даже два раза в неделю, молодой человек.
– О... – пробормотал Джонни, пытаясь не слишком пялиться на стол, а ещё лучше – отвести от него глаза. – Я, кажется, тоже где-то про это читал... что сырое мясо полезно. Но я не думаю... – он умолк.
– Вы не думаете, что оно пришлось бы вам по вкусу, – улыбнулась миссис Ковач, собирая тарелки. – Но вы слишком хорошо воспитаны, чтобы сказать это.
Джонни кивнул, чувствуя себя ужасно неловко.
– Ну, – сказал мистер Ковач, – подойдите-ка сюда, молодой человек.
Джонни встал перед его стулом. Почему-то он чувствовал, что мистер Ковач – хороший человек и дружелюбно настроен.
Мистер Ковач одобрительно – даже как-то оценивающе – взглянул на крепкие руки Джонни, его прямую шею, ясные глаза.
– У вас отменное здоровье, – заключил он.
– Я... да, наверное.
– Вы будете прекрасным товарищем для Белы, – сказал Мистер Ковач. – Он у нас мальчик подвижный. Вы знаете здешние места?
– Да я в них всю жизнь прожил!
– Прекрасно. Разумеется, вы предостережете Белу относительно всех возможных опасностей.
– Ясное дело.
– Прекрасно. Ну а теперь, Бела, почему бы тебе не показать гостю наш дом?
Миссис Ковач взяла со стола блюдо с сырым мясом; мистер Ковач потянулся, прихватил с блюда ломтик и впился в него зубами – а зубы у него, когда он открыл рот, оказались удивительно длинными, белыми, и, судя по тому, как легко они рвали мясо, очень острыми.
Прожевывая мясо, он как-то задумчиво посмотрел на Джонни. В это время мальчики стояли у книжного шкафа – Бела показывал Джонни, как пишут в Венгрии.
Миссис Ковач тоже взглянула на Джонни, и ее большие светлые глаза – сейчас могло показаться, что они даже как будто светятся, – прошлись по телу Джонни: мускулистые руки и ноги, загорелая шея... Она провела языком по губам.
– Дома, там... – со вздохом сказала она по-венгерски.
– Эва... – мягко остерег ее мистер Ковач.
– Ах, imadot (обожаемый - венг.) Ференц, я просто думаю. Но ты только взгляни на него...
Мистер Ковач, глядя на выражение её лица, понимающе улыбнулся.
– Ш-ш!.. Полно, Эва. Мы оставили всё это дома... лучше даже н е д у м а т ь.
– Sajnos (увы - венг.) ... – Миссис Ковач тоже взяла маленький ломтик мяса. И зубы её оказались не менее острыми и длинными, чем зубы её мужа. Она вновь вздохнула. – Новая страна, новая жизнь... Я понимаю, милый.
– Ты несчастлива, Эва?
– Несчастлива!.. – Эва Ковач улыбнулась ему (поскольку нижняя губа скрыла острые края её зубов, улыбка получилась очень милой). – Несчастлив мой желудок. Но сама я счастлива, что мы наконец в безопасности, Ференц.
Он взял ее руку и прижал к своему плечу.
– Старый Свет, старый дом, старая жизнь... мы больше не могли так жить, Эва. Нас знают. Пусть не тебя, не меня и не Белу – н а с... всех нас... узнает любой ребенок, ибо любому даже самому маленькому ребенку известны наши приметы. А здесь – здесь нас не знают. В нас даже н е в е р я т. И мы должны сделать всё, чтобы так оно оставалось и впредь – значит, мы должны навсегда распроститься с прошлым.
– То есть тебя Америка не разочаровала.
Он покачал массивной головой.
– Америка – лучше место во всех отношениях. Здесь нет даже сказок, которые намекали бы на нашу сущность. Политическая ситуация в стране стабильная. Условия жизни, возможности... Нет, мамочка, я всем здесь доволен... кроме... – Он положил на стол свои огромные руки с чисто выбритыми ладонями на стол и сжал их в кулаки. – Кроме разве как в эти дни месяца, когда Луна полностью открывает нам своё лицо...
– Да, – тихо сказала миссис Ковач. – Да.
– Но говядина, дорогая, всё-таки не так уж плоха на вкус и во всяком случае куда лучше, чем серебряные пули.
Миссис Ковач бросила в рот остаток ломтика, прожевала, проглотила. Казалось, она внимательно следит за мясом, изучая его вкус и прочие свойства на всём его пути к желудку.
– Нет, – медленно проговорила она. – Когда привыкаешь, она не так плоха. Но...
– Даже н е д у м а й об этом, Эва.
– Мы даже не можем сами поймать корову, – грустно продолжала она. – Приходится покупать, а...
– Я знаю.
Миссис Ковач опять посмотрела через гостиную на Джонни, и ее большие карие глаза стали ещё немного больше.
– Эва! – уже суровее сказал мистер Ковач. – Эва, не смей и думать...
– Нет-нет, – ответила она и облизнула кровь с кончиков пальцев (волоски на которых стали чуточку длиннее и гуще, а ногти – чуточку острее). – Конечно же нет, imadot Ференц. Просто когда я вспоминаю...
– Надо забыть.
– И они здесь такие здоровые, крепкие...
– Мы больше н и к о г д а не должны и з м е н я т ь с я, Эва. Никогда.
– А Бела?
Ференц Ковач вздрогнул.
– Он ещё слишком мал – слишком мал, чтобы знать... придется пока просто сделать так, чтобы он был с нами всякий раз, когда придет время и з м е н я т ь с я, – и тогда нам не о чем больше будет беспокоиться в нашем новом доме, на нашей новой родине.
