phd_paul_lector | Скромные холостяцкие ужины

Пршут (сербская версия прошютто), маслины, сухое красное вино, вишня.

2.

Цацики (греческий йогурт, чеснок, огурец, зелень, красный перец); огурец; орехи (кешью, арахис, миндаль); молочнокислый продукт "Закваска" (содержит, помимо молока, болгарскую палочку и ацидофильные бактерии, молочнокислых бактерий в сто раз больше, чем в кефире; вкус менее острый, чем у кефира).

3.

Строганина (или, если угодно, руйбе - сасими из подмороженной рыбы) из омуля, мачанка из перца и соли; омуль с/с; зелёный лук, рубленая зелень (укроп и петрушка); тминная настойка.

4.

Йогурт термостатный натуральный с голубикой; облепиховый сок; чёрный кофе без сахара; тонкий крекер с отрубями от "Любятова" с апельчиново-имбирным джемом. Кофе на ужин - потому что собирался кино посмотреть :)

5.

Поджарка свиная (кусочки со шкурой), тушёная квашеная капуста, тушёные овощи (болгарский перец, морковь, баклажан, кабачок), солёный огурец; тминная настойка.

* * *

"      - Позвольте напомнить, ваше величество, - сказал ротмистр, стоявший у дверей, - пан Собещанский в третий раз присылает шляхтича - сказать, что пан и пани не садятся за стол в ожидании вашего величества... У них блюда такие, что могут перепреть...
      Из кармана шёлкового камзола, крепко пахнущего мускусом, король вынул пудреницу, лебяжьей пуховкой провел по лицу, отряхнул с груди, с кружев пудру и табак, - спросил небрежно:
      - Что же у них будет особенное к ужину?
      - Я допросил шляхтича, - он говорит, что со вчерашнего дня на панском дворе колют поросят, режут птицу, набивают колбасы и фарш. Зная утонченный вкус вашего величества, сама пани приготовила жареные пиявки с гусиной кровью...
      - Очень мило... Дай шпагу, я еду...

      Именье пана Собещанского было невдалеке от города. Грозовая туча прикрыла тускнеющую полоску заката, сильно пахло дорожной пылью и еще не начавшимся дождём, когда Август в кожаной карете, изрядно потрепанной за все невзгоды, подъезжал к усадьбе. О его прибытии оповестил прискакавший вперед него шляхтич. Под тёмными ветвями вековой аллеи навстречу карете бежали люди с факелами...
(...)
      С крыльца сходил, разводя руками, пожилой пан Собещанский, готовый в эту минуту - от широкого польского гостеприимства - подарить гостю все, чего бы он ни пожелал: гончих собак, коней из конюшни, всю челядь свою, если она ему нужна, василькового сукна, отороченный мехом кунтуш с самого себя. Пожалуй, не отдал бы только молодую пани Собещанскую...
(...)
      Стол, на котором под скатертью расстелено было сено, а поверху разбросаны цветы, вызвал крики восхищения; один длинный шляхтич в кунтуше, надетом на голое тело, даже схватился за голову, мыча и раскачиваясь, чем вызвал общий смех. На серебряных, оловянных, расписных блюдах были навалены груды колбас, жареной птицы, телячьи и свиные окорока, копчёные полотки, языки, соленья, моченья, варенья, хлебцы, бублики, пышки, лепёшки, стояли украинские - зеленого стекла - медведи с водками, бочонки с венгерским, кувшины с пивом... Горели свечи, и помимо них в окна светили дымящими факелами дворовые холопы, глядевшие сквозь мутноватые стекла, как славно пирует их пан.

      Король Август надеялся, что его присутствие заставит хозяина отказаться от обычая напаивать гостей так, чтобы ни один не мог уйти на своих ногах. Но пан Собещанский твердо стоял за старинный польский чин. Сколько сидело за столом гостей - столько раз он поднимался, расправя горстью седые усы, громко произносил имя, начиная от короля, кончая последним на конце - тем длинным шляхтичем, оказавшимся также и без сапог, - и пил во здравие кубок венгерского. Весь стол вставал, кричал "виват!". Хозяин протягивал полный кубок гостю, и тот пил ответный за здравие пана и пани... Когда же за всех было выпито, пан Собещанский снова пошёл по кругу, провозглашая здравицу сначала Речи Посполитой, затем всемилостивейшему королю Польши Августу, "единственному, кому отдадим наши сабли и нашу кровь"... "Виват! Долой Станислава Лещинского!" - в исступлении кричала шляхта... Затем была витиеватая здравица нерушимой шляхетской вольности. Тут уже разгорячённые головы совсем потеряли разум, - гости выхватили сабли, стол зашатался, свечи повалились. Один плотный, одноглазый шляхтич, вскрикнув: "Так погибнут наши враги - схизматики и москали!" - лихо разрубил саблей огромное блюдо с колбасами.

      По левую руку короля Августа, со стороны сердца, сидела раскрасневшаяся, как роза, пани Собещанская. Она дивно успевала расспрашивать короля об увлекательных обычаях Версаля, о его там похождениях, мелко-мелко смеясь, касалась его то локтем, то плечом и в то же время следила за гостями, особенно за "серым" концом, где иной шляхтич, придя в изумление от выпитого, засовывал копчёный язык или гусиный полоток в карман своих холщовых шаровар, - и быстрыми, колючими взглядами подзывала слуг, отдавая приказания.

      Король уже не один раз пытался обхватить нежную талию хозяйки, но каждый раз пан Собещанский протягивал ему для вивата полный кубок: "Вам в руки, всемилостивейший король". Август пытался недопивать или незаметно выплескивал под стол, - ничто не помогало, - кубок тотчас доливался холопом, стоявшим за стулом, либо другим холопом, который сидел с бутылкой под столом. Наконец дорогому гостю было подано знаменитое блюдо поджаренных пиявок, - хозяйка своими руками положила их полную тарелку.
      - Право же, мне стыдно, когда вы хвалите такое деревенское кушанье, - говорила она простеньким голосом, а в глазах ее он читал совсем иное, - делать их немудрено, лишь бы гусь был молодой и не особенно жирный... Когда они напьются крови, их вместе с гусем всовывают в духовую печь, они отваливаются от гусиной грудки и кладутся на сковородку...
      - Бедный гусь, - говорил король, беря двумя пальцами пиявку и с хрустом укусывая её. - Чего только не придумают хорошенькие женщины, чтобы полакомиться..."

(А.Н.Толстой, "Пётр Первый")