Кит Лаумер, "В ОЧЕРЕДИ"

[phd_paul_lector]

Кит Лаумер
В ОЧЕРЕДИ

---

Keith Laumer. In the Queue (1970).
Перевод П.Вязникова (1994)

---

     Старик упал, когда Фарн Хестлер проезжал мимо на своём мотоколесе, – Фарн возвращался с бытпункта. Он затормозил и взглянул вниз – искажённое гримасой лицо, маска из мятой белой кожи, на которой кривился рот, словно пытаясь сорваться с умирающего тела. Фарн Хестлер соскочил с колеса, склонился над несчастным. Но он опоздал: узловатые, как корни, пальцы какой-то костлявой бабы уже впились в тощие плечи старика.

     – Скажите им – я! Миллисент Дреджвик Крамп! – верещала она в уже лишённое выражения лицо. – О, если бы вы знали, что я пережила, как мне нужна помощь, как я её заслуживаю...

     Хестлер ловким пинком отшвырнул конкурентку, наклонился над стариком, бережно приподнял ему голову.

     – Стервятники, – сокрушённо проговорил он. – Так и впиваются в человека. Я-то не таков... Я вам искренне сочувствую. Подумать только – вы уже были так близко к голове Очереди! Могу спорить, вам есть что порассказать. Вы же настоящий ветеран. Не то что эти... э-ээ... – он решил смягчить выражение, – кто занимает не своё место... В такой момент человек заслуживает уважения...

     – Зря тратишь время, приятель, – прогудел густой голос. Хестлер обернулся и увидел бегемотоподобную тушу человека, которого привык называть про себя "Двадцатый Сзади". – Помер старый хрыч.

     Хестлер отчаянно затряс тело.

     – Скажите им – Аргалл Хестлер! – закричал он в мёртвое ухо. – Аргалл: А – эР – Гэ – А – эЛ – эЛ!..

     – Пр-рекратить! – зычный голос полисмена прорезал шум толпы. – Эй ты, ступай на место!

     Тычок дубинки добавил приказу убедительности. Хестлер нехотя встал. Его глаза на восковом лице расширились от страха.

     – Вурдалак, – оскалилась костлявая баба. – Пролез... – она одними губами произнесла непристойное слово.

     – Я ж не для себя, – горячо возразил Хестлер. – Но мой сын Аргалл – он же не виноват, что...

     – Всё, тихо! – рявкнул полисмен. Он ткнул через плечо в труп большим пальцем. – Он завещал кому-нибудь место?

     – А как же! – завопила костлявая баба. – Он сказал, что оставляет его Миллисент Дреджвик Крамп – эМ, И, эЛ...
– Врёт она все, – перебил Хестлер. – Я слышал, как он назвал имя Аргалла Хестлера – правда, сэр? – Он просительно посмотрел на паренька с безвольной челюстью, глазеющего на труп.

     Юнец сглотнул.

     – Ни черта старик не сказал, – ответил он и сплюнул, едва не угодив на ботинок Хестлера.

     – Значит, так и запишем: скончался без завещания, – пробубнил полицейский, делая пометку в книжечке. Потом махнул рукой, и подошли мусорщики – кинули труп на тележку, прикрыли его и покатили тележку прочь.

     – Са-амкнись! – велел полисмен.

     – Без завещания, – пробормотал кто-то. – Вот ведь дерьмо...

     – Да, вот уж коту под хвост. Место отходит правительству, и все остались ни с чем. Чёрт! – Сказавший это толстяк возмущенно оглянулся вокруг. – Надо нам договориться и в случае чего держаться заодно. Надо нам собраться, составить какой-нибудь план, чтобы всё было справедливо и чтобы мы все знали заранее...

     – Эй, – перебил юнец с безвольной челюстью, – это ж заговор!

     – Я ничего незаконного в виду не имел, – стушевался толстяк, возвращаясь на своё место.

     Небольшая толпа рассосалась удивительно быстро. Хестлер пожал плечами, взгромоздился на мотоколесо и, фырча моторчиком, покатил вдоль Очереди. Его провожали завистливыми взглядами. Он ехал мимо тех самых людей, мимо которых ездил всегда. Одни стояли, другие сидели на брезентовых складных стульчиках, укрытые зонтиками от солнца. Там и тут возвышались высокие квадратные очередомики – нейлоновые палатки, одни потрепанные и выцветшие, другие, принадлежащие более богатым Очередникам, яркие и даже украшенные. Лично ему повезло: он никогда не был "стоялом". Ему не приходилось стоять, уставясь в затылок стоящего впереди, потеть под лучами солнца и жадными взглядами.

     Жара. Солнце, перевалив за полдень, поливало огнём равнину и бетонное шоссе, через которое переползала застывшая змея Очереди, исчезавшая сзади где-то за горизонтом. Впереди – теперь уже не очень далеко впереди и с каждым днем все ближе и ближе – высилась глухая белая стена, нарушавшаяся лишь одним-единственным окошечком – конечной точкой Очереди.

     Фарн притормозил, подъехав к очередомику Хестлеров; у него даже стало сухо во рту, когда он увидел, как они теперь близки к заветному окошечку. Один, два, три – они были всего за четыре человека! Боги, значит за двенадцать часов прошли шесть человек – это настоящий рекорд. И это значило – у Хестлера перехватило дыхание, – что он сам ещё в эту смену может дойти до цели.

     На какой-то миг ему безумно захотелось бежать. Обменяться местами с Первым Позади, а потом и со Вторым – снова оказаться на безопасном расстоянии, получить шанс еще раз всё обдумать, подготовиться...

     – Эй, Фарн, – высунул голову из-за входной занавески их очередомика Галперт, его двоюродный брат. – Представляешь, пока тебя не было, я продвинулся на один номер.

     Хестлер сложил мотоколесо, прислонив его к выцветшей стенке очередомика. Он подождал, пока Галперт вылезет, и как бы ненароком распахнул занавеску настежь: стоило кузену провести полчаса в очередомике, пока Хестлер ездил в бытпункт, и воздух внутри становился спёртым и неприятным.

     – Мы почти подошли, – возбуждённо сообщил Галперт, отдавая Хестлеру сейф-кейс с документами. – Я не я буду, если...

     Он замолчал: позади внезапно поднялся крик. Плюгавый белобрысый человечек с выпученными голубыми глазами пытался втиснуться между Третьим Позади и Пятым Позади.

     – Слушай, он же и правда Четвёртый Позади, разве не так? – спросил Хестлер.

     – Как вы не понимаете, – плакался коротышка. – Я вынужден был отлучиться из-за внезапного естественного позыва... – Его близорукие глаза остановились на Пятом Позади – крупном мужчине с грубыми чертами лица; Пятый Позади был в кричащей рубашке и тёмных очках. – Вы же обещали посторожить мое место!..

     – А зачем тебе тогда бытовой перерыв, а, парень? Всё, пшёл!..

     Уже многие теперь кричали на коротышку:

     – Влез-лез-лез без-без оче-очереди-ди... ВЛЕЗ БЕЗ ОЧЕРЕДИ! ВЛЕЗ БЕЗ ОЧЕРЕДИ!!!

     Человечек, зажимая уши, отскочил, а хор всё громче и громче скандировал непристойное выражение по мере того как присоединялись всё новые голоса.

     – Но это же мое место, – взвыл изгоняемый. – Мне его папочка оставил, когда умер. Вы же знали моего папочку!..

     Но его слабые протесты утонули в обвиняющем рёве толпы.

     – Так ему и надо, – буркнул Галперт, хотя ему и было неловко слушать, как толпа хором выкрикивает грязное ругательство. – Раз человек настолько не уважает своё наследство, что может вот так просто оставить место и уйти...

     Бывший Четвёртый Позади повернулся и побежал, всё ещё зажимая ладонями уши. Люди смотрели ему вслед.

     Галперт сел на мотоколесо и укатил, а Хестлер минут десять проветривал очередомик. Все десять минут он стоял неподвижно, скрестив на груди руки и глядя в затылок Первому Впереди. Отец рассказывал, помнится, истории про Первого Впереди – о тех днях, когда оба были молоды и стояли ещё в самом хвосте Очереди. Первый Впереди был тогда, похоже, настоящим живчиком: всё заигрывал с женщинами, стоявшими неподалеку, – предлагал, к примеру, обменяться местами за "встречное понимание"... Теперь-то от живчика немного осталось: исходящий потом коренастый жирноватый старик в изношенных, потрескавшихся ботинках...

     Но вот самому Хестлеру повезло. Он унаследовал место отца, умершего от удара двадцать одну тысячу двести девяносто четыре номера тому назад. Не многим молодым людям так везло. Ну то есть, конечно, он не так уж молод, ему пришлось-таки отстоять своё. Кто скажет, что он не заслужил отдыха?..

     И вот теперь – уже, может быть, через несколько часов – он дойдёт до самого конца Очереди. Он погладил сейф-кейс, где были документы – отцовы и, конечно, его собственные, жены, детей и Галперта. Через несколько часов, если Очередь будет продвигаться теми же темпами, он сможет наконец расслабиться, отдохнуть, и пусть ребята покажут, что способны в жизни добиться не меньшего, чем их отец, и дойдут до конца Очереди до сорока пяти! У них есть уже свои места в Очереди, вот пусть и...

     Внутри очередомика было душно и жарко – Хестлер стянул куртку и скорчился в минигамаке. Не самая удобная позиция, зато в строгом соответствии с Кодексом Очереди – с тем пунктом, который требует, чтобы по крайней мере одна нога постоянно касалась земли, а голова находилась выше пояса. Хестлер вспомнил, как несколько лет назад один бедолага – у него не было очередомика – заснул стоя. Его глаза закрылись, колени подогнулись, и он медленно сел на корточки. Медленно встал. Моргнул несколько раз и опять задремал. Вниз – вверх – вниз... Они следили за ним целый час. И наконец голова несчастного склонилась – и оказалась ниже пояса! Тогда они вытолкнули его из Очереди и сомкнулись. Да, крутое было времечко и нравы были крутые. Не то что сейчас, когда ставки так велики. Когда они уже так близки к цели. Сейчас не до грубых шуток.

     Перед самым закатом Очередь ещё продвинулась вперед. Теперь перед Хестлером оставалось всего трое! У него ёкнуло сердце.

     Было уже совсем темно, когда послышался шёпот:

     – Четвёртый Впереди!..

     Хестлер подскочил и заморгал, пытаясь понять, приснился ему голос или нет.

     – Четвёртый Впереди! – повторил голос. Хестлер отдернул занавеску, ничего не увидел и хотел было закрыться, но тут разглядел худое бледное лицо, выпученные глаза – бывший Четвёртый Позади заглядывал в очередомик через вентиляционное окошечко.

     – Вы должны мне помочь, – прошептал коротышка. – Вы же видели, как всё было, вы можете сделать заявление, что это было неправильно, и...

     – Слушайте, почему вы вышли из Очереди? – перебил Хестлер. – Я же знаю, что сейчас ваша смена. Так что же вы не следите за своим новым местом?

     – Я... я не могу, я не мог примириться с этим. – Четвёртый Позади был разбит, сломан. – Моя жена, дети – они надеются на меня...

     – Раньше надо было думать.

     – Клянусь, я ничего не мог поделать. Понимаете, ну – приспичило и...

     – Вы потеряли место. Что же я могу сделать?

     – Если мне придётся начать все с начала – мне будет семьдесят, когда я опять подойду к окошку...

     – Я что, сторожить должен был ваше место?..

     – ...Но вы можете сказать полицейским из Охраны Очереди, объяснить, что тут особый случай...

     – Да вы спятили! И не подумаю.

     – Но вы... вы всегда казались мне порядочным че...

     – Шли бы вы отсюда. Еще увидит кто, что я тут с вами...

     – Я должен был поговорить с вами. Я не знаю, как вас зовут, но после того как мы девять лет простояли в Очереди всего в четырёх местах друг от друга...

     – Убирайтесь! Не то вызову полицейского!..

     Четвёртый Позади ушел, а Хестлер долго ворочался – никак не мог опять устроиться достаточно удобно. Кроме того, внутрь очередомика залетела муха, да и ночь была очень жаркая. Потом Очередь продвинулась ещё на одного человека – Хестлеру пришлось вылезти и откатить очередомик вперёд. Он уже третий! Эта мысль так взволновала Хестлера, что он даже почувствовал дурноту. Еще две подвижки – и он у окошечка! Он откроет сейф-кейс, передаст свои бумаги в окошечко – о, конечно, он не станет торопиться, он будет крайне аккуратен и сделает всё как полагается. Он ощутил ледяной укол страха: а вдруг там, позади, в одном из пунктов вдоль Очереди, кто-нибудь ошибся и в бумагах не хватает какой-нибудь визы, или штампа нотариуса, или подписи свидетеля... Но нет, быть того не может. Только не подобная глупость! Ведь за такое вышибут из Очереди – ты теряешь место и должен всё начинать с самого начала.

     Хестлер потряс головой, отгоняя дурные мысли. Он волнуется, только и всего. И это естественно – кто бы на его месте не нервничал? Ведь после этой ночи вся его жизнь станет иной. Для него Очередь кончится. У него будет время – всё время мира, и он сможет заняться всем тем, о чем до сих пор и думать не мог...

     Кто-то завопил. Совсем рядом. Хестлер выкарабкался из очередомика и увидел, что Второй Впереди – то есть Самый Первый в Очереди – трясёт кулаком перед окошечком, в котором виднеется крысиная мордочка, залитая резким белым светом и защищённая от этого света надвинутым на глаза зелёным козырьком.

     – Идиот! Кретин! Тупица! Осёл! – вопил Второй Впереди. – Что значит – "унесите это домой и пусть жена правильно напишет свое второе имя"?!

     Появились два дюжих полисмена из Охраны Очереди, вонзили в перекошенное лицо Второго Впереди лучи фонариков, ухватили его за руки и поволокли прочь. Хестлер с дрожью в ногах передвинул очередомик ещё на одно место. Теперь впереди оставался лишь один человек. А он – следующий. Но волноваться пока нечего: конечно, сегодня Очередь несётся вперёд просто как экспресс на хорошем ходу, но даже при таких темпах оформление Первого Впереди займёт несколько часов. Есть ещё время расслабиться, успокоить нервы, приготовиться отвечать на вопросы...

     – Не понимаю вас, сэр, – скрипуче уверял Первый Впереди крысиную мордочку за окошечком. – Мои бумаги в полном порядке, клянусь, что...

     – Вы же только что сами сказали, что ваш отец скончался, – невозмутимо заметил Крысиная Мордочка. – Следовательно, вам надлежит переоформить справку форма 56839847565342-Б в шести, разумеется, экземплярах, с приложением медицинского заключения, справки из полиции по месту проживания, а также свидетельств от департаментов А, Б и В – и так далее. Загляните в Правила – там всё написано.

     – Но он же умер только два часа назад! Мне только что сообщили...

     – Два часа или два года – это несущественно. Главное – он мёртв.

     – Но... я же потеряю место! Если бы я не сказал вам...

     – Тогда бы я об этом не знал. Но вы же сказали. И поступили очень правильно.

     – Может быть, сделаете вид, что я вам ничего не сказал? Что мне ещё ничего не сообщили?..

     – Вы предлагаете мне пойти на подлог?

     – Нет... нет... – Первый Впереди повернулся и, шатаясь, побрёл прочь, стиснув в кулаке ставшие недействительными документы. Хестлер с трудом проглотил комок в горле.

     – Следующий, – сказал Крысиная Мордочка. Дрожащими пальцами Хестлер открыл сейф-кейс, вынул розовые бланки (двенадцать экземпляров), красновато-коричневые бланки (девять экземпляров), лимонно-жёлтые бланки (четырнадцать экземпляров), жёлто-зеленые бланки (пять экземпляров... как, только пять? Не может быть! Неужели он потерял один?!). Сердце отчаянно забилось.

     – Розовые, двенадцать копий, – клерк уже зловеще свёл брови.

     – Д-да. Разве это неправильно? – запинаясь, выговорил Хестлер.

     – Правильно, конечно. – Клерк продолжал считать экземпляры, ставя в уголках какие-то пометки.

     Почти шесть часов спустя, на рассвете, клерк проштамповал последнюю бумагу, лизнул последнюю из своих марок, наклеил её, сунул кипу обработанных документов в прорезь и посмотрел мимо Хестлера – на следующего в Очереди.

     – Это всё, – сказал клерк. – Следующий.

     Хестлер стоял, сжимая онемевшими руками пустой сейф-кейс. Тот был теперь неестественно лёгким.

     Первый Позади толкнул Хестлера, подходя к окну. Это был низенький кривоногий человечек с отвисшей губой и большими ушами. Раньше Хестлер его никогда не разглядывал. Ему захотелось рассказать Первому Позади, как всё было, дать несколько дружеских советов – как ветеран окошечка новичку... Но Первый Позади – теперь просто Первый – даже не взглянул на него.

     Отходя, Хестлер заметил свой очередомик, выглядевший брошенным и никому не нужным. Он подумал о всех тех часах, днях, годах, что он провёл в очередомике, скорчившись в минигамаке...

     – Вы можете забрать его, – повинуясь внезапному импульсу, обратился он ко Второму Позади – это была расплывшаяся толстуха с отвисшим зобом. Но та только фыркнула, даже не посмотрев на Хестлера и его очередомик.

     Тогда он побрёл вдоль Очереди, с любопытством разглядывая стоящих. Как много фигур и лиц! Длинные, широкие, узкие, старые, молодые – впрочем, молодых тут, в голове Очереди, было мало, – одетые в потёртую одежду, причёсанные и лохматые, кое у кого обильная растительность на лице, у некоторых женщин накрашенные губы... и все, каждый по-своему, непривлекательны.

     Он встретил Галперта – тот катил навстречу на мотоколесе. Галперт притормозил, вгляделся, остановил мотоколесо. Хестлер заметил, что у кузена тощие ноги, острые щиколотки, коричневые носки... на левом спустилась резинка, и носок сполз, открыв белёсую кожу.

     – Фарн... ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!

     – Дело сделано, – Хестлер помахал пустым сейф-кейсом.

     – Всё готово?.. – Галперт очумело посмотрел на далёкое окошечко в стене.

     – Всё готово. Правду сказать, ничего в этом особенного.

     – И... и... тогда, наверно, мне уже не надо больше... – Голос Галперта замер.

     – Нет, не надо. И никогда больше не надо, Галперт.

     – Да, но что тогда... – Галперт посмотрел на Хестлера. На Очередь. Опять на Хестлера. – Идём, да?

     – Я... наверно, я прогуляюсь немного. Чтобы насладиться – этим.

     – Ну-ну, – сказал Галперт, завел мотоколесо и медленно поехал прочь.

     Хестлер вдруг подумал о времени. О том бесконечном времени, которое простиралось впереди, словно бездна. Что ему делать со всем этим временем?.. Он хотел было крикнуть вслед Галперту – но повернулся и побрёл вдоль Очереди. К нему оборачивались, на него смотрели. На него, мимо него, сквозь него.

     Солнце добралось до полудня и перевалило через него. Хестлер купил у торговца на трехколёснике пересушенную сосиску с булкой и бумажный стаканчик теплого молока. У торговца был огромный зонтик над трехколёсником и курица, сидевшая на раме позади. Потом Хестлер пошёл дальше, разглядывая лица. Они были ужасно некрасивые. Он пожалел их – как далеко они от окошечка, бедняги! Он увидал Аргалла и помахал – но Аргалл смотрел в другую сторону. Он оглянулся: окошечка было почти не видно, так, точечка, у которой кончалась Очередь. О чём они думают там – в Очереди? Как они, должно быть, ему завидуют!..

     Но – его никто не замечал. Ближе к закату он почувствовал себя одиноко. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить – но он не заметил ни на одном лице интереса или сочувствия.

     Было почти совсем темно, когда он дошёл до хвоста Очереди. Дальше до самого ночного горизонта тянулась пустая равнина. Она выглядела холодной и ужасающе пустой.

     – Там, похоже, холодно, – услышал Хестлер собственный голос. Он говорил это рябому парню, съёжившемуся в конце Очереди с руками в карманах. – И так пусто...

     – Вы стоять будете или как? – спросил парень. Хестлер опять посмотрел на мрачный голый горизонт. Подошёл и встал последним.

     – Ну конечно, – ответил он.