phd_paul_lector (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
phd_paul_lector) wrote2012-05-29 03:57 pm
phd_paul_lector) wrote2012-05-29 03:57 pm
Entry tags:
БЕЛА (3)
Он поднялся в дом, прошел в кухню – мама уже готовила ужин, потому что должны были приехать на бридж Янги, а для гостей на ужин всегда готовили что-нибудь особенное.
Джонни выудил из-под раковины фонарик.
Мама оторвалась от цыплёнка, которого начиняла рисом.
– Куда ты собрался, сынок?
– В пещеры.
Мама нахмурилась.
– Лучше бы тебе все-таки держаться от них подальше, Джонни. Отец бы это тебе запретил, что ли! Там слишком опасно... они ведь тянутся на мили и мили. Не дай Бог, заблудишься!
– Я – заблужусь? – задрал нос Джонни. – Да я в них каждый дюйм знаю!
– А если фонарик сломается?
– Ой, мама, ну чего ты... не волнуйся. Я только покажу пещеры новому мальчику.
– Новому мальчику?
– Его зовут Бела Ковач... они купили старую ферму Бурманов.
Мама, похоже, удивилась. Приятно удивилась.
– Значит, у них есть сын? Это хорошо – будет у тебя новый товарищ. Он тебе понравился?
Джонни подкинул в руке фонарик.
– Ну... чудной только вроде. Он иностранец, из Негрии. Это в Европе где-то. А так вроде ничего.
– Ты меня с ним познакомишь?
– Ага, он снаружи ждёт. Пошли, я тебя ему приставлю...
Джонни повернулся и побежал на крыльцо, где оставил Белу. Мама улыбнулась, вытерла руки полотенцем и пошла за ним.
Они были уже в передней, когда услышали, как Бастер лает и рычит как сумасшедший.
Он прижал Белу к самому крыльцу и наскакивал на него, точно хотел напасть, – хотел, как никогда еще не рвался напасть на кого-нибудь, – хотел, но боялся. Бросался и отскакивал.
Смуглое лицо Белы побелело, он пригнулся, став сам похож на какое-то животное, готовое рвануться в любую сторону – в том числе и вперед, на Бастера.
Джонни перемахнул через перила крыльца, загородил собой Белу и крикнул:
– Бастер! Фу! Назад! Сейчас же прекрати!
Старина Бастер взглянул на него горящими красными глазами – ни дать ни взять бешеный пес. С оскаленной пасти капала пена. Хвост не просто поджат – прижат к брюху. Он так дрожал, что непонятно было, как он стоит, – но Джонни-то знал, что Бастер, испуганный или нет, готов к атаке.
Джонни издал громкое «ш-ш-ш!» и несколько раз быстро, резко хлопнул в ладоши. Это значило, что Бастеру лучше уняться, если он не хочет получить взбучку.
Но Бастер, словно не обращая на него внимания, двинулся вперед, пригнув голову к земле и скалясь так, что казалось – большую часть его головы составляют именно зубы.
– Джонни, уйди! – крикнула с крыльца мама. Джонни повернулся на голос, а Бастер именно в это мгновение бросился на Белу Ковача.
Дальнейшее произошло едва ли не быстрее, чем это можно было увидеть.
Джонни почувствовал рывок за ремень – и увидел, как Бела Ковач замахивается выхваченным у него тяжёлым ножом, целясь в голову Бастера.
Пес не выдержал, повернулся и дал деру, завывая на бегу так, что, казалось, его сердце вот-вот выскочит через пасть.
Бела Ковач закричал:
– Серебро!.. В ноже серебро!.. – уронил нож и побежал прочь, плача и тряся рукой, которой схватился за нож. Он бежал очень быстро – Джонни и представить не мог, что мальчишка его лет может так бегать.
Мама уже стояла перед Джонни на коленях, оглядывая сына со всех сторон, чтобы убедиться, что Бастер не покусал его; а папа как раз в эту минуту въехал на своём фургоне во двор. Он, вытянув шею, посмотрел через плечо на убегающего Белу и спросил, что, черт возьми, происходит.
После ужина, перед бриджем, взрослые говорили о новых соседях.
Все, кто встречался уже с мистером и миссис Ковач, находили единодушно, что это весьма приятные люди. Миссис Янг рассказала, что бакалейщик Мак-Интайр, считавшийся мастером распознавать людей с первого взгляда, говорил, что мистер Ковач ему сразу понравился; он заезжал к Мак-Интайру за продуктами и кое-какими инструментами, бакалейщик постарался разговорить его, и мистер Ковач на одни вопросы толково отвечал, другие – вежливо обходил, и это Мак-Интайру особенно понравилось. Миссис Ковач ждала в это время снаружи, в «додже» Ковачей сорок второго года выпуска, и три дамы, видевшие её, сошлись на том, что она выглядит очень мило, хотя иностранку в ней сразу видно.
А Мэрдок с бензоколонки сообщил, что «додж» Ковачей в прекрасной форме, учитывая его возраст, и сразу видно, что машину недавно самым тщательным образом перебрали детальку за деталькой. Мэрдоку всегда нравились люди, заботливо относящиеся к своим машинам, особенно к старым, какие кое-кто счел бы непрестижными. Мэрдок утверждал, что машина многое говорит о своем хозяине.
Короче, никто не счел Ковачей «чужаками». Ну, иностранцы – это видно; но не чужаки.
А посему миссис Янг и мама Джонни на основании имеющихся свидетельских показаний пришли к соглашению о необходимости на ближайшем заседании Женского клуба внести предложение о приглашении миссис Ковач вступить в означенный клуб.
Затем разговор перешел на случившееся сегодня.
Старина Бастер приплёлся домой часов в пять, покинув укрытие в поле. На каждом шагу он настороженно оглядывался.
Мама и Джонни смотрели в окно – Джонни часто моргал, пытаясь смахнуть слезы беспокойства, – а папа с пистолетом в руке вышел во двор, подозвал Бастера, приставил дуло к его уху и произвел самый тщательный осмотр. Папа хорошо знал животных. Но Бастер исправно вилял хвостом и охотно полакал воду из миски, которую папа тоже вынес с собой.
– Он в порядке, – вернувшись, сказал папа. – Не знаю, что на него нашло. Есть, вообще-то говоря, люди, которых животные терпеть не могут. Видно, этот паренек из них. Он-то не виноват... судя по словам Джонни, этот Ковач животных любит, а вот они его – нет.
– Но он хотел убить Бастера, – угрюмо возразил Джонни, который весь день был не в себе из-за этого. – Он схватил мой нож и хотел убить Бастера!
– Ты не должен на него сердиться, Джонни, – ответил папа. – Парнишка, видно, испугался до смерти и инстинктивно защищался. Бастер-то его просто в клочки разорвать хотел, уж Бог знает почему – вот Бела и схватил нож, просто что под руку подвернулось: отмахнуться. Я думаю. Он жалеет сейчас об этом.
– Мне всё равно, – сдвинув брови, упрямо отрезал Джонни. – Он хотел убить Бастера!
Папа вздохнул.
– Всё ведь обошлось. Бастер, к счастью, увидел нож и убежал, а Бела, к счастью, промахнулся. И оба целы.
– При чем тут нож! – закричал Джонни. – Бастер моего ножа не боится! Он Б е л ы испугался... и убежал он р а н ь ш е, чем Бела схватил нож!
– Н-ну, – сказал папа, – может, и так. В любом случае, всё хорошо кончилось. Не случилось никакой беды. – Он помолчал. – Знаешь, мне жаль парнишку... что вот животные его не терпят. Чего и удивляться, что он немного странный. Куда ж это годится, что мальчишка и завести себе никого не может – ни кошку, ни собаку или там хоть хомяка. Наверно, ему кажется, что он чем-то хуже остальных ребят.
Но Джонни всё ещё злился. Правда, после папиных слов уже меньше, чем раньше, но всё равно – как простить того, кто замахивается твоим же ножом на твою собаку! Пусть даже Бастер первым начал.
– Интересно, почему он потом бросил нож и убежал? – спросила мама. – Он еще крикнул: «Серебро!» – и махал рукой, словно обжегся о рукоятку.
– А, – пожал плечами папа, – может, он схватил нож за лезвие, а крикнул «За ребро». Оговорился, он ведь иностранец. А что рукой махал – порезался или занозу посадил.
Джонни хотел возразить, но смолчал. Занозы были ни при чем – рукоять у ножа гладкая, отполированная руками до блеска, с гладкими серебряными поясками, какие там занозы! Да и за лезвие не схватишься, если выдёргиваешь нож с перекладинкой из ножен. Да ладно. Он разберётся и без родителей.
Потом папа предложил – пусть завтра Джонни пойдёт к Ковачам, извинится за поведение Бастера и скажет, что Белу никто и ни в чем не винит. Джонни сказал – ладно.
Потому что, хотя он понимал, что папа прав и Белу винить не за что, он хотел проучить его за то, что тот хотел убить Бастера, – и уже придумал как.
Он напугает парня до позеленения – а может быть, узнает заодно, по каким таким таинственным причинам ему надо возвращаться домой в определённое время и не позже. «В некоторые дни»...
Наконец взрослые занялись своим бриджем, и Джонни оставил их – вышел на крыльцо и сел там рядом с Бастером, и они сидели и вместе смотрели на огромную желтую полную луну, горевшую в небе как прожектор. Бастер, похоже, устал. Последние два часа он бродил по лужайке, обнюхивал каждую травинку, какой касался Бела, тихо рычал – а время от времени издавал вдруг довольно испуганный вой. Сейчас, однако, он сидел смирно, а Джонни чесал его за ушами и думал про завтрашний день.
Хорошая идея. Так он и сделает – напугает Белу как следует, а потом объяснит, за что, и помирится с ним, потому что Бела все-таки вроде хороший парень... чудной только немножко.
На другой день Джонни взял фонарик и часам к трём явился на бывшую ферму Бурманов. Он пошел не по дороге, а прямо через поросшее сорняками кукурузное поле, которое старик Бурман когда-то так любовно лелеял. Выйдя из редкой кукурузы, Джонни увидел Белу Ковача, игравшего во дворе возле ветряка.
Увидев Джонни, Бела замер, широко открыв глаза, и в его облике опять мелькнуло что-то от животного, готового в любой миг рвануться и убежать.
– Я пришел извиниться. Мне жаль, что Бастер хотел тебя покусать.
– Ну... – Бела вдруг часто замигал. Его руки были сложены коробочкой на высоте пояса.
Джонни ждал, что Бела скажет ещё что-нибудь, но тот молчал. Джонни с любопытством посмотрел на руки Белы.
– Что там у тебя?
Губы Белы дрогнули. Он поднял руку, и Джонни увидел на его ладошке мышь. Она свернулась в комок, широко открыв рот, – но, заметил Джонни, даже не пробовала укусить. В крохотных чёрных глазах блестел ужас.
– Я ее поймал, – объяснил Бела. – В амбаре.
– Зачем тебе понадобилось ловить м ы ш ь? – с некоторым отвращением спросил Джонни. – Кошки-то на что?
Бела опять мигнул, и Джонни вдруг показалось, что Бела собирался плакать перед его появлением, да и теперь сдерживает слезы.
– Я хотел с ней подружиться, – тихо сказал Бела. – Но в Америке всё как дома. Все животные меня боятся и не любят.
– Ха, еще бы ей не испугаться – раз ты её поймал и держишь. Всякая мышь тут испугается.
– Но не т а к.
Бела встал на колени и осторожно опустил мышь на землю. Секунду она серым мячиком лежала на земле – затем развернулась и кинулась наутек, да так быстро, что на полпути к амбару споткнулась и дважды кувыркнулась через голову, а добравшись наконец до заветной щели между досок амбара, промахнулась и с разбегу ударилась о доски. В следующий миг, отчаянно работая лапками, мышь исчезла.
– Видишь? – сказал Бела. – До смерти пугается и бежит. Кошка сделала бы то же самое. Не будет у меня никаких ручных зверей... – Он поднялся на ноги и улыбнулся своей страной, застенчивой и одинокой улыбкой. – Я тоже жалею о вчерашнем, Джонни. Мне жаль, что я пытался ударить твою собаку. Я не хотел...
– О... – неловко пробормотал Джонни, вспомнив, как папа пожалел Белу – и вспомнив о том, что он задумал. – О... забудем это. Ага?
Джонни выудил из-под раковины фонарик.
Мама оторвалась от цыплёнка, которого начиняла рисом.
– Куда ты собрался, сынок?
– В пещеры.
Мама нахмурилась.
– Лучше бы тебе все-таки держаться от них подальше, Джонни. Отец бы это тебе запретил, что ли! Там слишком опасно... они ведь тянутся на мили и мили. Не дай Бог, заблудишься!
– Я – заблужусь? – задрал нос Джонни. – Да я в них каждый дюйм знаю!
– А если фонарик сломается?
– Ой, мама, ну чего ты... не волнуйся. Я только покажу пещеры новому мальчику.
– Новому мальчику?
– Его зовут Бела Ковач... они купили старую ферму Бурманов.
Мама, похоже, удивилась. Приятно удивилась.
– Значит, у них есть сын? Это хорошо – будет у тебя новый товарищ. Он тебе понравился?
Джонни подкинул в руке фонарик.
– Ну... чудной только вроде. Он иностранец, из Негрии. Это в Европе где-то. А так вроде ничего.
– Ты меня с ним познакомишь?
– Ага, он снаружи ждёт. Пошли, я тебя ему приставлю...
Джонни повернулся и побежал на крыльцо, где оставил Белу. Мама улыбнулась, вытерла руки полотенцем и пошла за ним.
Они были уже в передней, когда услышали, как Бастер лает и рычит как сумасшедший.
Он прижал Белу к самому крыльцу и наскакивал на него, точно хотел напасть, – хотел, как никогда еще не рвался напасть на кого-нибудь, – хотел, но боялся. Бросался и отскакивал.
Смуглое лицо Белы побелело, он пригнулся, став сам похож на какое-то животное, готовое рвануться в любую сторону – в том числе и вперед, на Бастера.
Джонни перемахнул через перила крыльца, загородил собой Белу и крикнул:
– Бастер! Фу! Назад! Сейчас же прекрати!
Старина Бастер взглянул на него горящими красными глазами – ни дать ни взять бешеный пес. С оскаленной пасти капала пена. Хвост не просто поджат – прижат к брюху. Он так дрожал, что непонятно было, как он стоит, – но Джонни-то знал, что Бастер, испуганный или нет, готов к атаке.
Джонни издал громкое «ш-ш-ш!» и несколько раз быстро, резко хлопнул в ладоши. Это значило, что Бастеру лучше уняться, если он не хочет получить взбучку.
Но Бастер, словно не обращая на него внимания, двинулся вперед, пригнув голову к земле и скалясь так, что казалось – большую часть его головы составляют именно зубы.
– Джонни, уйди! – крикнула с крыльца мама. Джонни повернулся на голос, а Бастер именно в это мгновение бросился на Белу Ковача.
Дальнейшее произошло едва ли не быстрее, чем это можно было увидеть.
Джонни почувствовал рывок за ремень – и увидел, как Бела Ковач замахивается выхваченным у него тяжёлым ножом, целясь в голову Бастера.
Пес не выдержал, повернулся и дал деру, завывая на бегу так, что, казалось, его сердце вот-вот выскочит через пасть.
Бела Ковач закричал:
– Серебро!.. В ноже серебро!.. – уронил нож и побежал прочь, плача и тряся рукой, которой схватился за нож. Он бежал очень быстро – Джонни и представить не мог, что мальчишка его лет может так бегать.
Мама уже стояла перед Джонни на коленях, оглядывая сына со всех сторон, чтобы убедиться, что Бастер не покусал его; а папа как раз в эту минуту въехал на своём фургоне во двор. Он, вытянув шею, посмотрел через плечо на убегающего Белу и спросил, что, черт возьми, происходит.
После ужина, перед бриджем, взрослые говорили о новых соседях.
Все, кто встречался уже с мистером и миссис Ковач, находили единодушно, что это весьма приятные люди. Миссис Янг рассказала, что бакалейщик Мак-Интайр, считавшийся мастером распознавать людей с первого взгляда, говорил, что мистер Ковач ему сразу понравился; он заезжал к Мак-Интайру за продуктами и кое-какими инструментами, бакалейщик постарался разговорить его, и мистер Ковач на одни вопросы толково отвечал, другие – вежливо обходил, и это Мак-Интайру особенно понравилось. Миссис Ковач ждала в это время снаружи, в «додже» Ковачей сорок второго года выпуска, и три дамы, видевшие её, сошлись на том, что она выглядит очень мило, хотя иностранку в ней сразу видно.
А Мэрдок с бензоколонки сообщил, что «додж» Ковачей в прекрасной форме, учитывая его возраст, и сразу видно, что машину недавно самым тщательным образом перебрали детальку за деталькой. Мэрдоку всегда нравились люди, заботливо относящиеся к своим машинам, особенно к старым, какие кое-кто счел бы непрестижными. Мэрдок утверждал, что машина многое говорит о своем хозяине.
Короче, никто не счел Ковачей «чужаками». Ну, иностранцы – это видно; но не чужаки.
А посему миссис Янг и мама Джонни на основании имеющихся свидетельских показаний пришли к соглашению о необходимости на ближайшем заседании Женского клуба внести предложение о приглашении миссис Ковач вступить в означенный клуб.
Затем разговор перешел на случившееся сегодня.
Старина Бастер приплёлся домой часов в пять, покинув укрытие в поле. На каждом шагу он настороженно оглядывался.
Мама и Джонни смотрели в окно – Джонни часто моргал, пытаясь смахнуть слезы беспокойства, – а папа с пистолетом в руке вышел во двор, подозвал Бастера, приставил дуло к его уху и произвел самый тщательный осмотр. Папа хорошо знал животных. Но Бастер исправно вилял хвостом и охотно полакал воду из миски, которую папа тоже вынес с собой.
– Он в порядке, – вернувшись, сказал папа. – Не знаю, что на него нашло. Есть, вообще-то говоря, люди, которых животные терпеть не могут. Видно, этот паренек из них. Он-то не виноват... судя по словам Джонни, этот Ковач животных любит, а вот они его – нет.
– Но он хотел убить Бастера, – угрюмо возразил Джонни, который весь день был не в себе из-за этого. – Он схватил мой нож и хотел убить Бастера!
– Ты не должен на него сердиться, Джонни, – ответил папа. – Парнишка, видно, испугался до смерти и инстинктивно защищался. Бастер-то его просто в клочки разорвать хотел, уж Бог знает почему – вот Бела и схватил нож, просто что под руку подвернулось: отмахнуться. Я думаю. Он жалеет сейчас об этом.
– Мне всё равно, – сдвинув брови, упрямо отрезал Джонни. – Он хотел убить Бастера!
Папа вздохнул.
– Всё ведь обошлось. Бастер, к счастью, увидел нож и убежал, а Бела, к счастью, промахнулся. И оба целы.
– При чем тут нож! – закричал Джонни. – Бастер моего ножа не боится! Он Б е л ы испугался... и убежал он р а н ь ш е, чем Бела схватил нож!
– Н-ну, – сказал папа, – может, и так. В любом случае, всё хорошо кончилось. Не случилось никакой беды. – Он помолчал. – Знаешь, мне жаль парнишку... что вот животные его не терпят. Чего и удивляться, что он немного странный. Куда ж это годится, что мальчишка и завести себе никого не может – ни кошку, ни собаку или там хоть хомяка. Наверно, ему кажется, что он чем-то хуже остальных ребят.
Но Джонни всё ещё злился. Правда, после папиных слов уже меньше, чем раньше, но всё равно – как простить того, кто замахивается твоим же ножом на твою собаку! Пусть даже Бастер первым начал.
– Интересно, почему он потом бросил нож и убежал? – спросила мама. – Он еще крикнул: «Серебро!» – и махал рукой, словно обжегся о рукоятку.
– А, – пожал плечами папа, – может, он схватил нож за лезвие, а крикнул «За ребро». Оговорился, он ведь иностранец. А что рукой махал – порезался или занозу посадил.
Джонни хотел возразить, но смолчал. Занозы были ни при чем – рукоять у ножа гладкая, отполированная руками до блеска, с гладкими серебряными поясками, какие там занозы! Да и за лезвие не схватишься, если выдёргиваешь нож с перекладинкой из ножен. Да ладно. Он разберётся и без родителей.
Потом папа предложил – пусть завтра Джонни пойдёт к Ковачам, извинится за поведение Бастера и скажет, что Белу никто и ни в чем не винит. Джонни сказал – ладно.
Потому что, хотя он понимал, что папа прав и Белу винить не за что, он хотел проучить его за то, что тот хотел убить Бастера, – и уже придумал как.
Он напугает парня до позеленения – а может быть, узнает заодно, по каким таким таинственным причинам ему надо возвращаться домой в определённое время и не позже. «В некоторые дни»...
Наконец взрослые занялись своим бриджем, и Джонни оставил их – вышел на крыльцо и сел там рядом с Бастером, и они сидели и вместе смотрели на огромную желтую полную луну, горевшую в небе как прожектор. Бастер, похоже, устал. Последние два часа он бродил по лужайке, обнюхивал каждую травинку, какой касался Бела, тихо рычал – а время от времени издавал вдруг довольно испуганный вой. Сейчас, однако, он сидел смирно, а Джонни чесал его за ушами и думал про завтрашний день.
Хорошая идея. Так он и сделает – напугает Белу как следует, а потом объяснит, за что, и помирится с ним, потому что Бела все-таки вроде хороший парень... чудной только немножко.
На другой день Джонни взял фонарик и часам к трём явился на бывшую ферму Бурманов. Он пошел не по дороге, а прямо через поросшее сорняками кукурузное поле, которое старик Бурман когда-то так любовно лелеял. Выйдя из редкой кукурузы, Джонни увидел Белу Ковача, игравшего во дворе возле ветряка.
Увидев Джонни, Бела замер, широко открыв глаза, и в его облике опять мелькнуло что-то от животного, готового в любой миг рвануться и убежать.
– Я пришел извиниться. Мне жаль, что Бастер хотел тебя покусать.
– Ну... – Бела вдруг часто замигал. Его руки были сложены коробочкой на высоте пояса.
Джонни ждал, что Бела скажет ещё что-нибудь, но тот молчал. Джонни с любопытством посмотрел на руки Белы.
– Что там у тебя?
Губы Белы дрогнули. Он поднял руку, и Джонни увидел на его ладошке мышь. Она свернулась в комок, широко открыв рот, – но, заметил Джонни, даже не пробовала укусить. В крохотных чёрных глазах блестел ужас.
– Я ее поймал, – объяснил Бела. – В амбаре.
– Зачем тебе понадобилось ловить м ы ш ь? – с некоторым отвращением спросил Джонни. – Кошки-то на что?
Бела опять мигнул, и Джонни вдруг показалось, что Бела собирался плакать перед его появлением, да и теперь сдерживает слезы.
– Я хотел с ней подружиться, – тихо сказал Бела. – Но в Америке всё как дома. Все животные меня боятся и не любят.
– Ха, еще бы ей не испугаться – раз ты её поймал и держишь. Всякая мышь тут испугается.
– Но не т а к.
Бела встал на колени и осторожно опустил мышь на землю. Секунду она серым мячиком лежала на земле – затем развернулась и кинулась наутек, да так быстро, что на полпути к амбару споткнулась и дважды кувыркнулась через голову, а добравшись наконец до заветной щели между досок амбара, промахнулась и с разбегу ударилась о доски. В следующий миг, отчаянно работая лапками, мышь исчезла.
– Видишь? – сказал Бела. – До смерти пугается и бежит. Кошка сделала бы то же самое. Не будет у меня никаких ручных зверей... – Он поднялся на ноги и улыбнулся своей страной, застенчивой и одинокой улыбкой. – Я тоже жалею о вчерашнем, Джонни. Мне жаль, что я пытался ударить твою собаку. Я не хотел...
– О... – неловко пробормотал Джонни, вспомнив, как папа пожалел Белу – и вспомнив о том, что он задумал. – О... забудем это. Ага?